– Танец в честь божества? – Пока Элиас опустошал серебряный стакан, Марьям покосилась на меня своим фиалковым глазом. – Очень интересно, как жаль, что мы, как настоящие старики, уже покинули зал к тому моменту. Я бы с удовольствием приняла участие в таком танце!

Я кивнула, неловко улыбнувшись и пытаясь сдержать нервный смешок. Кажется, вчера мое пьяное высочество нарушило свою первую и единственную заповедь попаданки – не творить херни, – потому как я догадывалась, какой именно танец я могла предложить свету андарийской аристократии для массового увеселения и изъявления благодарности. Все мои еврейские предки гордились бы мной, но мне почему-то было очень стыдно. Граф Элиас меж тем продолжил:

– После танца все решили играть в прятки. И надо сказать, что принцессу Эвелин нашли только по той причине, что она соизволила найтись сама. Думаю, что эту часть мой брат мог бы рассказать лучше, так как напрямую в ней участвовал… – Все посмотрели на Фалько, а тот с ненавистью, сжав кулаки, уставился на брата. – Но он, судя по всему, не горит желанием. После оплеухи и нескольких некуртуазных речевых оборотов ее высочество, прихватив седло, покинула конюшню и направилась в зал. Там она выпила еще какое-то количество вина, познакомила нас с творчеством одного любимого ею менестреля и покинула зал, пребывая явно в растревоженных чувствах. Я последовал за ней, потому как счел, что поведение моего брата бросает тень на всю нашу семью, и переживал, что принцесса Эвелин что-нибудь сделает, хотел извиниться за случившееся, но нашел ее уже спящей на софе, там, где и говорил, – на втором этаже, в коридоре возле оружейной. Вернувшись в зал, я взял с собой милорда Альвина, дабы не замарать репутацию принцессы какими-либо действиями, и мы вместе доставили ее к покоям. Вместе с седлом. Там нас встретила ее служанка, такая темноволосая женщина в чепчике, и забрала у нас принцессу, поблагодарив. Вот и вся история. – Элиас, сохраняя невозмутимое выражение лица, уставился на короля, они изучали друг друга пару мгновений, после чего король кивнул, и граф, коротко поклонившись, вышел из кабинета, не удостоив отца или брата даже взглядом. Я очень медленно и тихо выдохнула. Очевидно, что Элиас прошел проверку на «ложь» и практически подтвердил мое алиби, попутно упомянув еще двух свидетелей. Судя по всему, он действительно следил за мной в той или иной мере, но доносчиком явно был не он. Пусть Элиас и был мерзким, напыщенным и самодовольным гадом, но все же сейчас сыграл мне на руку. Только отчего-то казалось, что мне еще придется рассчитаться с ним за его благородство – не верила я в то, что он поступает так исключительно из жажды справедливости.

– Твой сын, Эверард, говорил правду, – Рудольф, все также нависая над столом, чуть наклонил голову, переводя взгляд с меня на герцога, – или ты хочешь это оспорить?

Эверард молча коротко дернул головой в сторону, сжав губы так, что они превратились в полоску.

– Получается, что местоположение принцессы мы определили, нашли свидетелей разной степени знатности и никак между собой не связанных, и ты забираешь свои обвинения? – Марьям, все еще стоящая рядом, приобняла меня рукой за плечи, глядя на герцога с легкой насмешкой и любопытством.

«Камышовый кот», уже взяв себя в руки, взглянул в лицо моей сторонницы и медленно кивнул.

– Я признаю свои обвинения принцессы Эвелин несостоятельными и прошу ее милости. – Он впился в меня взглядом, а потом вдруг усмехнулся и склонил голову, словно бы признавая свое поражение.

– Я ее вам дарую, герцог.

Оташские вышли из кабинета первыми, следом, отвесив по поклону и поцеловав Марьям пальцы, вышли Михаил и Вимон. Граф Маривский, чуть помедлив, поцеловал руку еще и мне, и, наконец, в кабинете остались только я, Рудольф и герцогиня Васконская.

– Я ожидала, что произойдет какая-то гадость, но обвинение в убийстве – это уже через край! – Агрессивно выбив трубку на блюдце, герцогиня принялась ее по новой набивать, а я как-то тускло поразилась ее образу жизни: пьет, курит, владеет оружием (не просто же так она его носит), лишена одного глаза и при этом – умна, хороша собой и, очевидно, вполне счастлива… вот бы мне так. Осев в кресло, возле которого до этого стоял Эверард, я закрыла лицо руками и пыталась привести мысли в порядок. Меня не покидало ощущение, что я была виновата в смерти девушки. Мог ли ее действительно убить Фалько, чтобы насолить мне? Например, по приказу отца.

– Эва, ты в порядке? – Рудольф вышел из-за стола и, положив руку мне на плечо, аккуратно его сжал. – Все позади, обвинения сняты.

– Но она мертва, отец. А если это правда Фалько? Нужно найти убийцу, нельзя же все бросить вот… Вот так! – Убрав руки от лица, я сплела пальцы поверх платья на коленях, поднимая взгляд на короля. – Ее осмотрели? Где она? Я… я хочу ее видеть.

– Ты уверена, милая? – Марьям, раскурив трубку, смотрела на меня сквозь сизый дымок. – Ей нарисовали невероятно широкую улыбку в области живота. Зрелище не из приятных, поверь…

Мое живое воображение тут же услужливо выдало эту картину, и я почувствовала подступающий к горлу комок. «Вспороли живот как какой-то дичи. И она не кричала? Или никто не услышал, ведь в замке было так шумно…» – Мысль повисла, неоконченная, я, поборов тошноту, пыталась мыслить рационально.

– Ее тело уже осмотрели?

Король кивнул:

– Фарраль.

Я встала, преисполнившись мрачной решимости.

– Я хочу поговорить с ним. И… потом я вернусь, нужно обсудить это. Только никому не показывай пока что, – указала я подбородком на принесенные мною гроссбухи и расчеты.

Рудольф снова сжал мое плечо и аккуратно его погладил.

– Хорошо, я буду ждать тебя здесь. Нам с Марьям нужно еще кое-что обсудить касательно твоего отбытия.

На негнущихся ногах я вышла из кабинета короля, чуть постояла, невидящим взглядом задержавшись на портретах, висящих на стене, а потом, собравшись с силами, направилась в сторону башни чародея.

Фарраля я встретила по дороге к ней и, коротко описав, что меня интересует, была вознаграждена любопытным и преисполненным уважения взглядом.

– Хорошего правителя должна волновать судьба его слуг, тем более такая трагичная. Бедняжке повезло – она умерла, даже не приходя в себя. Кто-то сильно ударил ее в основание черепа, почти проломив его, и только потом взрезал ей живот от одного нижнего ребра до другого. Осмелюсь предположить, что удар по голове был нанесен круглым, небольшим и симметричным… Пресветлая дева, Эвелин, вам нехорошо? – Фарраль заметил, что я в прямом смысле слова сползаю по стеночке, и прервал свой живописный рассказ, подхватывая меня под локоть. Сложный жест пальцами перед моим лицом сопровождался фразой на знакомо звучащем мне языке, смысл которой я, однако, не смогла понять, и мое сознание прояснилось, а легкие словно бы наполнились свежим воздухом.

– Простите меня, ваше высочество, я увлекся. – Чародей сокрушенно посмотрел на меня, и я нашла в себе силы на слабую улыбку. Чары чарами, а нарисовавшуюся в голове картинку никто не отменял.